В нашем городе дождь, – это не просто дождь. Когда ветер дует с моря, под мелким косым моросящим дождем, в считанные минуты промокаешь до нитки. Кажется, ни какая одежда спасти тебя от этой промозглой сырости не может. 

Поздним октябрьским вечером шел именно такой дождь. Покинуть теплый уютный дом, и оказаться на улице меня могли заставить только неотложные обстоятельства. И как назло, именно такие обстоятельства случились: мне нужно было отвезти жену и маленького сына на вокзал. Билеты на поезд были взяты заранее, в 500 км от нашего дома дочь и внука с нетерпением ожидала мама моей жены, а значит, - поездка в непогоду была неизбежной. 

… Я увидел его, как только вышел из подъезда дома. Он сидел на лавочке рядом с моей машиной. Его оборванная, грязная болоньевая куртка намокла и висела мешком, по волосам и бороде струились капли дождя. Таких людей часто можно встретить на улицах современных городов. Это был бездомный. 

Впрочем, в тот момент я меньше всего думал о судьбе нищего бездомного. Единственным моим желанием было: быстрее добежать до машины и укрыться от дождя.

Даже зонт не смог защитить меня: преодолевая десяток метров до машины, свою порцию небесной влаги я получил. Тем с большим удовольствием я плюхнулся на мягкое водительское сиденье своей новой машины. Ее уютный салон показался оазисом благости в эту непогоду. Удобно расположившись, включив обогреватель и радиолу, я стал ожидать, когда моя семья выйдет из дома. В комфортной обстановке мне уже не казалось такой уж неприятной эта вынужденная поездка. Нежась в тепле, я наслаждался любимой музыкой. Сами собой мысли выстроились в умиротворенный благодатный ряд и привели меня к молитве благодарения Богу. Я благодарил Его за то, что у меня есть дом, где я могу укрыться от любых невзгод, за жену, за моего маленького сынишку, его детскую искренностью и неподдельную любовь к нам – его родителям, за новую машину в которой я ожидал своих родных и любимых. На душе было радостно и покойно. Я находился в гармонии с собой. Но, как оказалось, не с Богом. Он почему-то решил заставить подумать меня о бездомном.

- Почему он не уходит? Ясно, что дома у него нет, но ведь есть же у него какое–то убежище: подвал дома, теплотрасса, где он мог бы укрыться от дождя? 

Задавшись этими вопросами, я невольно повернулся в его сторону. Взгляды наши встретились. В его глазах я не увидел ни мольбы, ни даже намека на просьбу о помощи. На меня смотрел человек, который давно не видел любви и доброты, человек, не верящий в то, что кто-то может проявить к нему участие. Мое любопытство, он, видимо, принял за то самое участие к своему положению. И это породило в нем надежду на то, что я помогу ему и спасу от дождя. Иначе, зачем это ему вдруг потребовалось подниматься с лавочки?

… Я понял, почему бездомный мок под дождем: вставал он тяжело, опираясь на не замеченные мной палки, заменявшие ему костыли. Стало ясно, что путь он проделал не легкий и силы покинули его. 

Те, кому приводилось наблюдать за бездомными, знают, что это особая каста. Каста неприкасаемых. Они живут своими колониями и стараются не пересекаться с нами – людьми, живущими в ином, забытом и таком нереальном для них мире. Не столько потому, что они этого не хотят, но потому, что знают, - этого не хотим мы. Суровая действительность научила их, что от такого «пересечения» для них ничего хорошего быть не может: в лучшем случае встретишься с взглядом жалости, подчеркивающим твое безнадежное положение, в худшем же, что чаще всего и бывает, - нарвешься на презрение, оскорбление, а то и увесистый тумак. Поэтому, обратиться к кому-либо из нас их могут только крайние обстоятельства.

Такой край у моего бездомного, видимо, настал. Не видя спасения от дождя, не имея сил идти к месту своего обитания, он сделал первый – самый тяжелый вынужденный для него шаг по направлению к машине, в которой сидел я, - тот, в ком он увидел своего спасителя. Меня бросило в жар. Я уже знал, что произойдет дальше. Я уже знал, как поступлю. Но знал это не я один. Знал это и Господь.

…Он подошел к машине, и я вынужден был приоткрыть стекло автомобиля. 

Мне, конечно, известна одна из наиглавнейших заповедей Иисуса Христа: «возлюби ближнего, как себя самого». Эту заповедь Христос, выделив из всех иных, поставил в один ряд с самой главной заповедью: «возлюби Господа Бога своего». Тем самым, Иисус поставил в прямую зависимость мою любовь к Отцу с любовью к ближнему: любому человеку, - творению Божьему. 

Я старался помогать нуждающимся: делал пожертвования, молился о том, чтобы Бог излил на них Свое благословение и восполнил их нужды. Но никогда прежде, мне не приходилось делать столь очевидный выбор: оказать помощь нуждающемуся в ней ближнему моему или нет. 

В этот раз такой выбор Бог обязал меня сделать.

- «Помогите, отвезите, пожалуйста, до соседней улицы. Это в пяти минутах езды отсюда», - его тихий голос в этот момент заглушил собой, казалось, все звуки этого мира. Я уже не слышал ни шум дождя, барабанящего по крыши машины, ни завывания ветра за ее стеклами. 

Я не слышал ничего. Сделанный мной выбор, оглушил меня. 

Я не узнал свой голос, когда лепетал что-то о том, что жду семью, что у меня нет времени, так как тороплюсь на вокзал. Это было неправдой. Из личного опыта я знал, что жена будет собираться еще минут 15-20, а значит, я вполне мог помочь бездомному. Истинная причина была в ином. 

- Ну как я могу пустить в салон такого?! Он не просто вымок. Он же очень грязный! Под дождем он верно еще грязнее, чем есть на самом деле! Что будет с чистенькими сиденьями автомобиля?! После него я буду мыть салон машины несколько часов! Да я его просто не отмою!

Итак, между помощью чаду Отца Небесного и чистенькими сиденьями салона, я выбрал последнее. 

От осознания этого, стало горько. А еще пришла злость. Злость на обстоятельства, заставившие меня сделать такой выбор, злость на того, по чьей вине мне этот выбор пришлось делать. 

Он не ожидал моего отказа на свою просьбу. Ведь он поверил, посмотрев мне в глаза, что я «спасу» его от дождя. «Ошибся, опять ошибся, - от этого помощи не будет. Видимо, нет Божьей милости для меня в этом мире, да и есть ли Он этот Бог?…»: только такие мысли могли заставить его предложить мне то, на чем держится этот мир, и на что, как он полагал, только и могут согласиться такие как я:

- «Я вам денег дам», - еще тише, чем прежде, сказал он.

- Дожил! Нищий предлагает мне деньги! 

- Мне, читающему Библию, размышляющему над Словом Божьим, знающему почти все о том, как надо молиться, общающемуся с Духом Святым, приносящему Богу десятину, жертвующему для провозглашения Евангелие и для нужд нуждающихся, - бездомный за свое спасение предлагает деньги! 

Нищий, решил, что я почитаю не Всевышнего, а поклоняюсь иному богу этого мира – золотому тельцу! Стыдно, но мой отказ в помощи давал ему основание именно так и полагать.

Горько было осознавать, что я вовсе ни какой не праведник, что все, достигнутое в хождении с Богом, - было обрушено в один миг. Я не прошел испытание верой. Отказывая бездомному в помощи в его безвыходном положении, я отказал Богу. Еще горше было от того, что Бог показал мне это через нищего!

Но я еще не достиг дна своего падения. Так один мой грех породил другой - гнев. Продолжая падать в бездну, я дал выход своей злости.

- «Убирайся со своими деньгами прочь!», - уже даже не говорил, а гневно кричал я.

Он отшатнулся, как будто получил увесистую пощечину и медленно вернулся на лавочку.

Он вернулся в свой мир, где нет добра, нет любви, нет надежды. И виной этого возвращения был тот, которой, как я полагал, был избран Богом, нести Его слово, являющегося источником любви, добра, надежды. И этим виновником был я. Только, что я убил надежду у этого человека. А, может быть, вместе с надеждой я убил и его веру в Бога. 

Через несколько минут вышла моя семья. Я подъехал к подъезду дома, торопливо помог жене и сыну сесть в машину, и помчался прочь от места своего поражения в вере. Всю дорогу я молчал. Видя, что со мной что-то не так, перестал весело щебетать о предстоящей поездке на поезде к своей любимой бабушке мой сынишка. Недоумевая по поводу происшедшего со мной изменения, замолчала и жена, пребывавшая до этого в приподнятом радостном настроении. Царившая дома гармония, исчезла. Прав Отец Небесный, утверждающий, что грех – убивает. Мой грех убил радость моих близких, которой они были переполнены еще несколько минут назад в предвкушении от предстоящей встречи со своей бабушкой и мамой. И радость эта, как впоследствии рассказала жена, к ним так и не вернулась на протяжении всей долгой поездки. Впрочем, об этом я узнал через несколько дней. А в тот злополучный вечер…

На вокзал мы приехали за сорок минут до отправления поезда. Я отметил это про себя с чувством какой – то злой иронии, вспомнив о пяти минутах, потратить которые на себя просил нищий. Дождь усилился и до посадки на поезд мы вынуждены были провести в машине еще десять нескончаемо долгих тягостных минут. С огромным облегчением все покинули машину, когда объявили посадку. Быстро попрощавшись, я вернулся в машину, где, наконец-то, мог успокоиться, оставшись наедине с собой. Но вместо успокоения пришла боль. Это совесть пронзала мое нутро: за какой-то неполный час я умудрился предать Иисуса Христа, убить веру у нищего и разрушить семейную гармонию. Раздавленный, уничтоженный, убитый, я старался прийти к покаянию. Но, в произносимых мной покаянных словах не было главного. В них не было, присущей ранее во время молитвы, искренности. Слова, механически слетавшие с моих уст, были правильными, но исходили они из разума, но никак ни из сердца. И Бог дал мне это понять. Ведь Он «зрит в сердце». 

Вскрывая, как гниющую рану, мою неискренность, Бог заставил меня задать себе вопрос: «а если сейчас бы представилась возможность все исправить, помог бы тому нищему?». Какой простой вопрос. И ответ на него столь очевидный. Бог мне предлагал соломинку, ухватившись за которую, я мог, если не исправить ситуацию, то хотя бы успокоить свою совесть. Вот только ответ этот должен быть честным. Бога не обманешь, ведь он знает, что у тебя на сердце. Я перевел взгляд на чистые сиденья своего автомобиля, и леденящим холодом обдало мою душу.

…У меня не было ответа на этот вопрос.

Уже давно ушел поезд. Прекратился дождь, подчеркивая тем самым, что он исполнил свою миссию – ниспосланное на меня испытание в верности Отцу, которое я не прошел, а внутреннее опустошение, словно парализовав меня, не давало ни сил, ни желания тронуться с места.И только сознание было ясным. Оно и подсказало, почему так пусто внутри. Я не чувствовал свою душу. И это, может быть, было самым главным последствием греха. Он, этот мой грех, - тяжело ранил ее. Не окажется ли эта рана смертельной?«И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону.  Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (От Луки, 23:33-34)…Как часто мы задумываемся о сути греха и его последствиях ? Отказываясь исполнять заповедь Иисуса Христа о любви к ближнему, мы отказываем не только ближнему, но и Господу, просившего нас об этом.И этот грех уподобляет нас Петру, в ту ночь, когда Иисус был взят на поругание: мы оставляем Его, причиняя Ему боль и страдания.Мы отказываем в помощи тому, кому в силах помочь? Лучше ли мы тех, кто принимал участие в избиении Христа. И не о нас ли эти слова:«Люди, державшие Иисуса, ругались над Ним и били Его;  и, закрыв Его, ударяли Его по лицу и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя?» (От Луки, 22: 63-64)?Мы были равнодушны к страданиям беспомощного старика и больного ребенка? Не мы ли вместе с остальными прокричали только что в лицо Иисусу: «Смерть Ему!....распни, распни Его!» (От Луки, 23:18, 21)?Мы злословим, грубим и оскорбляем других?Не мы ли «сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове.  И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие» (От Матфея, 27:29-31)?Мы не прощаем обидевших нас, и затеваем ссоры?Значит это мы, «когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его» (От Луки, 23:33).Мы осуждаем других, сплетничаем о них и насмехаемся над ними?Это о нас сказано: «Насмехались же вместе с ними и начальники, говоря: других спасал; пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий. Также и воины ругались над Ним, подходя и поднося Ему уксус и говоря: если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого» (От Луки, 23:35-37).Своими поступками мы убиваем чью-то веру и надежду?Не в наших ли руках было то копье, которым пронзили «Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода» (От Иоанна, 19:34)?Именно так. Без прикрас. Отказывая Господу, мы предаем Его. А значит, и принимаем участие во всех перечисленных актах предательства по отношению к Нему. Но не только Его предаем мы. Мы предаем свою душу.Грех уничижает Божественное начало в нас, созданных Творцом по Своему подобию.И тогда приходит пустота.Что заполнит ее?И кто мы без этого Божественного начала?Прости нас Господи, ибо знаем, что творим.